Байрону был 21 год, когда он решил совершить обычный для людей своего круга гран-тур — путешествие по Европе с образовательными целями. Впечатление от этого путешествия легли в основу нескольких произведений, в том числе поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда», с которой началась слава Байрона как поэта.
Он посетил несколько стран, но именно Греция, по его собственным словам, сделала из него поэта и именно здесь были написаны первые две песни «Паломничества».
В прошлом году Ассоциация лицензированных гидов «Лигра» (https://www.ligra-licensed-guides.com/) проводила видео-марафон «Паломничество Чайльд-Гарольда», в рамках которого гиды разных стран проследили путь европейского турне Байрона — каждый в своей стране. А я приглашаю вас пройтись по стопам поэта в Греции.
Этой поездки могло и не быть. Маршрут гран-тура осваивался британской аристократией ещё с середины 18-ого века, география его расширялась, но, страной, вызывавшей наибольший интерес, неизменно была Италия.
Летом же 1809 года, когда Байрон начинал путешествие, из-за наполеоновских войн сухопутный путь в Италию был невозможен. Потому Байрон и его спутник, товарищ по Кембриджу, Джон Хобхауз путешествовали морем, начав с Португалии, пока, наконец, не добрались до базы британского флота на Мальте.
Байрон. Художник Р.Уэстолл.
В их начальных планах было продолжить путь до Смирны (совр. Измир) и столицы Османской империи Константинополя.
Греция долгое время оставалась вне интересов иностранных путешественников. Она ещё даже не была страной Грецией — это было скорее географическое понятие — регион с невнятными границами, входящий в состав Османской империи. И только Ионические острова (на западе Греции) не были порабощены турками. Они долгое время подчинялись Венеции, а на момент интересующих нас событий за них боролись Франция и Британия.
Неожиданно для самих себя Байрон и Хобхауз решают присоединится к британской эскадре, направлявшейся на Ионические острова.
От островов рукой подать до материка и утром 23 сентября они уже стояли у северной стороны Патрского залива. Недалеко от города Превеза они посещают Никополь — город, основанный первым императором Рима Октавианом Августом в память о победе над Клеопатрой и Марком Антонием в морской битве при Акции.
Но на Байрона, вопреки современному стереотипу о якобы большом интересе поэта к древностям, развалины не произвели особого впечатления. В поэме они скорее служат символом бренности человеческого бытия.
А вот залив, где отдан был весь мир
За женщину, где всю армаду Рима,
Царей азийских бросил триумвир.
Был враг силен, любовь непобедима.
Но лишь руины смотрят нелюдимо,
Где продолжатель Цезаря царил.
О деспотизм, ты правишь нетерпимо!
Но разве бог нам землю подарил,
Чтоб мир лишь ставкою в игре тиранов был?
Очень скоро Байрону и Хобхаузу выпадет случай личного знакомства с современным тираном — наместником султана Али-пашой. (о котором потом упоминает А.Дюма в своем романе «Граф Монте-Кристо»).
Родом Али-Паша был из Тепелени (совр. Албания) и на момент путешествия Байрона был на пике своего могущества. Он правил огромной территорией с населением до 1,5 млн чел.
Али-паша узнал, что британцам удалось отвоевать у французов часть островов и объявил, что Байрон и его спутник будут его личными гостями. А значит, он брал их под свою защиту и покрывал все расходы по пребыванию.
Первое, что предстало взору англичан, прибывших в Яннина — столицу Эпира, где была резиденция Али-паши — были последствия казни Эфтимия Влахавы, местного священника. Бунтовщик был четвертован, а части его тела разбросаны по городу для устрашения.
Минуя Пинд, и воды Ахерузы,
И главный город, он туда идет,
Где Произвол надел на Вольность узы,
Где лютый вождь Албанию гнетет,
Поработив запуганный народ.
Где лишь порой, неукротимо дики,
Отряды горцев с каменных высот Свергаются, грозя дворцовой клике,
И только золото спасает честь владыки.
Али-паша отсутствовал по делам в городе Тепелени. Наши герои отправились туда. В Тепелени они пробыли четыре дня, Байрон три раза виделся с Али-пашой, этим «мусульманским Бонапартом».
Но на лице, годами заклейменном,
Как тигра коготь, оставляет шрам
Преступность, равнодушная к законам,
Жестокость, равнодушная к слезам.
Кто занял трон убийц — убийством правит сам.
Однако странник здесь найдет покой,
Тут все ему в диковинку, все ново,
Он отдохнет охотно день-другой.
Но роскошь мусульманского алькова,
Блеск, мишура — все опостылет снова,
Все было б лучше, будь оно скромней.
И Мир бежит от зрелища такого,
И Наслажденье было бы полней
Без этой роскоши, без царственных затей.
Не задержавшись при дворе Али-паши, два друга продолжили путь на юг.
В Яннена друзья облачились в местный мужской костюм — а по их возвращению в Англию художник Томас Филлипс написал знаменитейший портрет Байрона, который сегодня украшает резиденцию британского посла в Афинах.
*Очень советую в Афинах посетить музей Бенаки, верхний этаж которого полностью посвящён народному творчеству, и увидеть там национальные костюмы.
Вот шкипетар, он в юбке, дикий взор,
Его ружье с насечкою богатой,
Чалма, на платье золотой узор.
Вот македонец — красный шарф трикраты
Вкруг пояса обмотан.
Вот в косматой Папахе, с тяжкой саблею, дели,
Грек, черный раб иль турок бородатый, —
Он соплеменник самого Али.
Он не ответит вам. Он — власть, он — соль земли.
Выйдя в море из порта Превеза, их судно потерпело крушение и путников выбросило на берег. Пострадавшие были подобраны свободолюбивыми сульотами — которых Али-паше и за три войны не удалось переломить и выбить из родного Сули.
Сульоты были самыми отважными клефтами: у них и женщины сражались наравне с мужчинами. Клефтами (что в переводе значило — вор) называли людей, живших в труднодоступных местах в горах, они демонстративно не подчинялись законам и пробавлялись разбоем. Турецким властям приходилось договариваться и нанимать некоторых из них для охраны самих себя и собственного имущества. (Отсюда строка «и только золото спасает честь владыки»).
Быт и нравы сульотов, их песни и танцы, отчаянный героизм, самоотверженность завоевали сердце Байрона на всю оставшуюся жизнь.
Была гроза, и море бушевало,
Однако люди больше волн и скал
Боялись тут засады и кинжала,
Который встарь без промаха карал,
Когда незваный гость был турок или галл.
Но все ж подплыть отважились, и что же —
Их сулиоты в бухту провели
(Гостеприимней шаркуна-вельможи
Рыбак иль скромный труженик земли),
Очаг в хибарке и светец зажгли,
Развесили одежды их сырые,
Радушно угостили, чем могли, —
Не так, как филантропы записные,
Но как велят сердца бесхитростно-простые
Тут, в Греции, на берегу Амвракийского залива, и родился байроновский герой — свободолюбивый одиночка, который не признаёт над собой суда общества, в идеалах которого он давно разочаровался.
Через много лет, когда сульоты станут одной из движущих сил греческой национально-освободительной революции, Байрон присоединится к ним. А костюм повстанцев — фустанелла — будет утвержден в качестве торжественной формы часовых у здания Парламента и резиденций первых лиц государства. Смена караульных — любимое зрелище туристов сегодня.
Продолжаем следовать за Байроном и его спутником, которые через Коринфский залив направляются в Дельфы, где в горах Парнасса, согласно греческой мифологии, обитали музы и их предводитель — бог света и музыки Аполлон.
Байрон первым из всех поэтов со времён античности увидел эту гору, символ вдохновения поэтов всех времен, начиная с Гомера. Первая строка европейской литературы начиналась с воззвания к Музе: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына». Древнее святилище Дельф в эпоху Байрона ещё не было обнаружено, но Байрона влек дух — гений места.
Где муз был трон, там ныне их гробница, —
Но некий дух прекрасный здесь живет,
Он в тишине лесов твоих таится, и если не венок
(Да не сочтут меня глупцом хвастливым),
От лавра Дафны хоть один листок
Позволь мне унести — бессмертия залог.
Далее они движутся на юг и посещают: Орхомен, Фивы (родина поэта Пиндара) Херонею, Платеи, и, наконец, в канун Рождества 1809 года, достигают Афин.
Афины того времени представляли совсем небольшой городок, который был обнесён стеной (Хабхауз обходил её меньше, чем за час) и включал в себя три квартала: это Плака, Монастыраки и Псири. Сегодня это наиболее популярные среди туристов районы. В Афинах Байрон приступил к написанию 2-й песни, и начинается она с обращения к этому городу, который выступает символом всей Греции.
Увы, Афина, нет твоей державы!
Как в шуме жизни промелькнувший сон,
Они ушли, мужи высокой славы,
Те первые, кому среди племен
Венец бессмертья миром присужден.
Где? Где они? За партой учат дети
Историю ушедших в тьму времен,
И это все! И на руины эти
Лишь отсвет падает сквозь даль тысячелетий.
И именно поэтому действия лорда Элгина, который вывез скульптуры акропольских храмов, для Байрона было равнозначно осквернению могилы — нечто совершенно отвратительное.
Но кто же, кто к святилищу Афины
Последним руку жадную простер?
Кто расхищал бесценные руины,
Как самый злой и самый низкий вор?
Пусть Англия, стыдясь, опустит взор!
Свободных в прошлом чтут сыны Свободы,
Но не почтил их сын шотландских гор:
Он, переплыв бесчувственные воды,
В усердье варварском ломал колонны, своды.
Что пощадили время, турок, гот,
То нагло взято пиктом современным.
Нет, холоднее скал английских тот,
Кто подошел с киркою к этим стенам,
Кто не проникся трепетом священным,
Увидев прах великой старины.
Как бы ни был красноречив поэт, тут он не сгущает краски. Увы, действительно, скульптуры были вырублены, а не подобраны и не обнаружены случайно. И Байрона возмущал именно этот акт вандализма, тогда как массовые покупки-продажи древностей были в то время обычным делом и не считались чем-то преступным.
Не стоит думать, что Байрон только сокрушался о бренности человеческого существования. Всё-таки ему был только 21 год, и он был полон азарта любовных приключений, при этом различая флирт и глубокое чувство. Известно, что в Афинах он заигрывал с дочерью хозяйки, у которой он снимал жильё. К сожалению, дом, в котором он жил, не сохранился.
Кто лишь вздыхает — это всем известно, —
Не знает женщин, их сердечных дел.
Ты побежден, и ей неинтересно,
Вздыхай, моли, но соблюдай предел.
Иначе лишь презренье твой удел.
Из кожи лезь — у вас не будет лада!
К чему моленья? Будь остер и смел,
Умей смешить, подчас кольни, где надо,
При случае польсти, и страсть — твоя награда!
А вот самой Терезе Макри- 13 -летней прелестнице — он посвятил очень трогательное стихотворение, напрочь лишенное даже намека на цинизм. Серьёзными вещами поэт не шутил.
Байрона, как и его романтичного героя, в совершенный восторг приводила природа Греции. В ней, как и его герой, разочаровавшийся в несправедливом мире, он находит свое единственное убежище.
И ты ни в чем обыденной не стала,
Страной чудес навек осталась ты.
Во всем, что детский ум наш воспитало,
Что волновало юные мечты,
Ты нам являешь верные черты
Не вымысла, но подлинной картины.
Пусть Время рушит храмы иль мосты.
Но море есть, и горы, и долины,
Не дрогнул Марафон, хоть рухнули Афины.
Он совершает прогулку за прогулкой: скачет в Пирей, ездит в горы- на знаменитый своим вкуснейшим мёдом Гимет и к храму Посейдона на мысе Сунион, на юге Аттики. Байрон упоминает этот храм как храм Афины (это заблуждение существовало со времён путешественника Павсания. Факт, что он был посвящён Посейдону, учёные выяснили гораздо позже).
Для Байрона именно греческий ландшафт — вкупе с руинами — наилучшим образом отражал его внутреннее состояние. Он размышляет о возможности возрождения человеческой цивилизации вообще.
Но одинокий здесь найдет свой дом,
И он вздохнет о родине едва ли.
Всё в Греции сродни его печали,
Всё родственней его родной земли.
И прах богов не отряхнет с сандалий,
Кто был в краю, где Дельфы встарь цвели
В завершение рассказа несколько слов о храме Посейдона, где на одной из колон поэт даже оставил свой автограф.
Почему он выказывал такую любовь к этому месту и к этому храму, в то время как на Акрополь поднялся лишь единожды?
Давайте посмотрим, что из себя представлял Акрополь в то время.
Мы видим крепость, где пребывал турецкий гарнизон и куда доступ был только по специальному разрешению. Тогда как мыс Сунион — 80 км от Афин — был свободным от столь явных признаков порабощения. Высота его скалистого берега — 60 м над морем. С него открывается великолепный вид на окрестные острова, на живописные бухты, служившие когда-то пристанищем древним кораблям.
Каждому, кому довелось побывать здесь, становилось очевидным, сколь хорошо понимали природу древние строители. Построенный из местного мрамора легкий храм Посейдона хорошо сочетается с небольшими размерами холма. Годы строительства частично совпадают с годами создания Парфенона — середина 5 в. до н. э. — эпоха классики, когда нет ничего чрезмерного. В своих пропорциях храмы того времени были приближены к пропорциям человека, к золотому сечению.
Как-то раз поэт воскликнул: «Вы не найдёте ничего лучшего, чем Греция и её острова. Здесь я оставил бы свой посох и закопал бы свои книги».
В конце концов, Байрон так и сделал, когда через годы вновь вернулся в эту страну уже в качестве участника греческой национально-освободительной революции.
А я от имени лицензированных гидов приглашаю вас совершить своё паломничество в Грецию!
